Для нас привычно связывать слово «гнездо» с уютной, мягкой, сухой колыбелью. В норе зимородка почти всегда сыровато и нет никакой дополнительной вентиляции. На дне земляной пещерки без всякой подстилки лежат шесть-восемь яиц. Они, как и у других птиц-норников, чисто-белого цвета без всякого рисунка и удивительно напоминают идеально окатанные огромные (с небольшой грецкий орех) жемчужины, скрытые под землей от прямых лучей солнца, чтобы не погасла в них нежная розовинка, просвечивающая сквозь тонкую и гладкую скорлупу. И совсем голышом, без единой пушинки вылупляются из яиц птенцы, одеваясь пером поздно и медленно, покидая нору почти в четырехнедельном возрасте.
Долгое время зоологи не видели в семейной жизни зимородков ничего особенного. Семейная пара: самец и самка, одна или две норы, дюжина птенцов в сезон. Однако орнитологи Окского заповедника, перекольцевав множество зимородков и отловив их повторно, установили, что такая семья вовсе не норма для вида. Нередки семьи из самца и двух, а то и трех самок. Так что он один за гнездовый сезон может стать отцом четырех-шести выводков. А в западной половине ареала некоторые самки откладывают яйца трижды. И отец каждому выводку уделит заботы сколько в его возможностях: он и насиживает, сменяя самку, он и греет, он и кормит. Иногда пропитание выводка целиком ложится на него.
Зимородки кормят птенцов тем же, что едят сами: рыбой. Влетая в нору, птица держит рыбешку в клюве всегда головой вперед. Так и по узкому проходу удобнее просеменить и сразу сунуть ее в открытый рот птенца. Все птицы, выкармливающие птенцов, как-то соразмеряют величину добычи с ростом птенца. Маленьким дают кусочки поменьше, понежнее, большим – как себе. Зимородок может сунуть слепому птенцу уклейку или красноперку, которая длиннее самого малыша вместе с его клювом. Бывает так, что рыбешка наполовину, а то и более торчит изо рта голого и слепого птенца, едва вмещаясь головой в его желудке. Наверное, особого неудобства птенец не испытывает, и окунек или плотвичка, постепенно перевариваясь, в конце концов целиком исчезают в его утробе. Бывают, однако, и трагические случаи, когда птенец получает не по росту крупную и толстую рыбешку и, с усилием заглатывая ее, душит сам себя.
Изредка, может быть, на безрыбье, зимородки ловят головастиков, водных насекомых, бокоплавчиков и даже мелких моллюсков. Добычу высматривают либо с ветки, с наклонившейся камышинки, с высокого пенька на бобровом пруду, либо повисая над водой в трепещущем полете на месте, и бьют ее с одинаковой точностью и в ясную погоду, и в проливной дождь.
Полет зимородка стремителен и прямолинеен. Птица может, трепеща крыльями, на несколько секунд остановиться в воздухе, но резко изменить направление полета ей почти нечем, и несется голубоспинный рыбак над речной гладью, будто выпущенный из пращи. Однако сквозь лесную чащу, не набирая высоты, зимородок проносится также уверенно, как и над открытой водой. Кажется, что он великолепно знает свой участок и у него существует нечто вроде памяти дороги, как у мелких зверьков. Еще не видя небольшого, как оконце, проема в стене ольхового леса, птица начинает закладывать пологий вираж и, не сбавляя скорости, подлетает к какой-то «своей» веточке, на которой любит отдыхать, не привлекая внимания своей красотой. Будто весь полет, заход на посадку и сама посадка управлялись автопилотом.
Зимородок на Русской равнине не задерживается, не остается даже до ранних заморозков, хотя бывали случаи, когда птицу видели на незамерзающих быстряках и в середине зимы. Он и весной возвращается не первым, и настоящей золотой осени не видит, и приветливые дни бабьего лета проходят наречных берегах без него.
